Curate, connect, and discover
Холодно. Почему так холодно?
Бледные длинные пальцы рук сильнее сжались на чужих плечах.
Раздался грохот, за которым тут же последовала яркая вспышка, осветившая небо, покрытое кроваво-красными красками закатного солнца. Пустынную улицу уже давно должна была накрыть стена затяжного и неистового ливня, но будто что-то невидимое удерживало её и всё никак не позволяло ни единой капле упасть и освежить иссохшие пыльные дороги. Не желая быть застигнутыми врасплох и попасть под буйство природы, люди спешно попрятались кто куда, и лишь в одном тёмном и узком закоулке можно было заметить человека, сидящего на коленях и печально склонившего голову над безжизненным телом на своих руках.
По небу снова разнёсся длительный и оглушительный рокот, похожий на отчаянные, переполненные злостью удары. Когда ты бьёшь, бьёшь и бьёшь, пытаясь избавиться от накопившихся и разрывающих тебя изнутри чувств горечи, сожаления и страха, потому что не понимаешь, как с ними справиться по-другому.
Сатору крепко прижимает к своему сердцу стремительно теряющее тепло тело. Он не слышит ни бьющие по вискам раскаты грома, ни бесконечный, неугомонный шелест листьев вокруг себя. Всё что он улавливает - это собственное тяжёлое, прерывистое дыхание. Больше ничего. Как бы Сатору ни старался, он всё никак не мог услышать размеренный стук сердца и ощутить тёплое дыхание другого человека. Он так хотел остановить надвигающуюся на него устрашающую волну осознания, но с каждой проходящей секундой мучительная тишина человека на его руках наносила Сатору болезненные порезы по всему телу, заставляя его взглянуть в глаза реальности.
Сатору немного отстраняется, чтобы посмотреть на слишком знакомое лицо. Он не плачет. Но в его горле застрял отчаянный, полный сожаления крик, которому он не позволяет вырваться наружу. Сатору хотелось, чтобы глаза другого человека открылись и тепло посмотрели на него, а с губ легко и нежно слетело его собственное имя. Глубоко внутри он понимал, что это невозможно, но продолжал жадно вглядываться в черты лица дорогого ему человека, потому что внутри него этот жалкий и слабый голос всё умолял: “Ну же? М-м? Прошу, взгляни на меня ещё раз”.
Тяжело выдохнув, Сатору крепче прижимает к себе тело, будто старается передать своё тепло, чтобы человек на его руках не становился таким холодным, таким неживым.
Сатору нежно проводит пальцами по чёрным волосам, с которыми так любил играться, а затем прижимается щекой к макушке другого человека и закрывает глаза. Он тихо, едва различимо, чтобы эти слова остались только между ними двумя, шепчет: “Мне жаль. Мне так жаль”.